Много ли театров в Москве могут похвастаться тем, что их представления начинаются громом аплодисме
А также, многие ли шутят по поводу Антона Чехова, умершего от туберкулеза, последствий государственного заговора, о стукачах-студентах, но делают это с пониманием, искренним юмором и теплотой?
И еще, кому придет в голову вывести на сцену эксцентричного коротышку Вл. Ленина, который завоевывает зрительские сердца, тоскливо вглядываясь в фото Мерилин Монро в натуральную величину?
Не закончился еще 69-ти летний перерыв /1920-1989/, а на этом же месте - та же самая "Летучая Мышь", когда-то снискавшая широкую и всемирную славу в Москве перед революцией и продолжившая свою звездную траекторию в Париже и Нью-Йорке много лет назад.
Но не только представления даются в том же театре, но дух славного прошлого витает под этими сводами уже в современном контексте, они возрождают интеллектуальную беспечность и утонченную мистификацию, которые делали русскую культуру наиболее привлекательной и и благодаря которым она так влияла на мировую культуру в первые две четверти ХХ века.
Что касается "Я стэпую по Москве" - это рассеянный автобиографический взгляд на жизнь в Советском Союзе, начиная с Второй мировой Войны и до сегодняшнего дня.
Атмосфера пьесы и театра уходит глубоко в прошлое.
Спектакль начинается обращением самого Гурвича в прошлое - он, под воздействием полученного письма от старого друга, живущего ныне в Детройте, пишет письмо.
Эпистолярная структура объединяет вместе слабо взаимодействующие сцены.
Мужчины лениво играют в нарды в азиатской республике во время войны, спорят о женщинах и войне, студенты мечтают в балетном классе, фантастически богатые эмигранты возвращаются в их бедные родные города, старые подруги вспоминают их общего любовника, и множество знаменитостей - от Гитлера до Джона Леннона собрались на конкурс ненормальных самозванцев.
Одна из самых ярких сцен пародирует первую встречу нового коалиционного правительства, впервые избранного народом. Но два-три слова новых демократов возвращают к тому стилю поведения, который проник в российскую политику глубже, чем демократия.
Иногда тоскуя, иногда веселясь стэпуют по русской жизни участники представления.
"Я не могу сказать, что все мои актеры замечательные степисты", - комментирует Гурвич, - "но без особых навыков, без настоящей традиционной подготовки они чертовски хороши."
Стэп для Гурвича символизирует близость российских интеллигентов с западной культурой. Утонченные россияне не только увлекались западными формами искусства. Они всегда готовы были ассимилировать их и создать на их базе что-нибудь новое.
